browser icon
You are using an insecure version of your web browser. Please update your browser!
Using an outdated browser makes your computer unsafe. For a safer, faster, more enjoyable user experience, please update your browser today or try a newer browser.

Алена Агеева: Наследие нартского эпоса осетин

Posted by on Октябрь 24, 2018

24 марта в 1926 г. Жорж Дюмезиль , осматривая выставку книг и журналов на языках народов советских республик, проходившую в парижской Школе восточных языков, открыл для себя древний осетино-аланский этнос, наиболее полно сохранивший культурно-исторические ценности древнеиранской цивилизации. Ж. Дюмезиль писал по этому поводу: «Я напал на несколько страниц осетинских сказаний в русском переводе. Я провёл часть моего отпуска за чтением этих текстов, восхищенный их содержанием. Осетинский эпос вошёл в мои индоевропейские занятия».

В дальнейшем открытие Дюмезилем трифункциональной социальной идеологии индоевропейских народов на основе нартовского эпоса получило широчайший резонанс и развитие в гуманитарной науке всего мира. Индоевропейские народы, согласно исследованиям Ж. Дюмезиля и известного филолога и культуролога осетина В. Абаева, в своём развитии сохранили эту тройственную социальную парадигму, имеющую истоки в скифском предании о трёх родах, с глубокой древности имеющих важнейшие социальные функции: жреческую (культовая), военную, и третью, хозяйственную (земледельцы, ремесленники, торговцы). Аналогичное социальное дифференцирование и у индоариев: брахманы, кшатрии и вайшьи. Дюмезиль же привлёк для сравнения три нартовских рода из осетинского эпоса: Алагата, Асхартаггата и Бората.

Осетинский художник и исследователь М. Туганов (начавший свой творческий путь примерно в то же время, когда обратился к данной теме Жорж Дюмезиль, в 1927 г.), создал живописное полотно «Пир нартов», сочетающее в своём композиционном и живописном решении господствующий в начале ХХ в. стиль модерн с чертами экспрессионизма и стилем наивного реализма. Именно этот осетинский художник, фольклорист и историк, заложивший в своей картине символический текст и написавший примерно в то же время статью «Кто такие нарты» (кстати, в вышедшей в 1920 г. газете «Терской казак» сообщалось о докладе М. Туганова на заседании Осетинского историко-филологического общества) , подвигнул такого крупнейшего исследователя, как Ж. Дюмезиль, на уникальное научное открытие в науке ХХ в. Современный исследователь В. Цагараев, последователь В. Абаева, Ж. Демюзиля, рассматривает особенности художественного метода М. Туганова. Он определяет художественную задачу мастера не только в передаче мифопоэтического ощущения от персонажей и сюжетов эпоса, но и в символическом, структурном перевоплощении его в изобразительную форму.

Интересна этимологическая интерпретация самого слова «нарт». Однако существующие разночтения в семантическом происхождении этого понятия, данные в начале ХХ в. Тугановым, и предложенные в книге Цагараева «Искусство и время», только заостряют интерес к эпосу осетин, прямых потомков аланов скифов, сохранивших в языке и культуре древнеиранские семантические корни и понятия, связанные со священными традициями и архетипами, общими для всех индоевропейских народов. По мнению Туганова, «нарт» есть соединение двух слов: «нæ арт» — «наш огонь» или «наша присяга», обосновывая такую этимологию тем, что клятву огнём, очагом считали священной предки осетин — скифы. По мнению Цагараева, самым удачным является связь основы слова nar с древнеиранским «nar» — «мужчина», «герой». «Осетинское nart, nartæ восходит к индоевропейскому Hnert — «жизненная сила», «мужская сила». Эта же этимология — «мужчины», «героя», «сильного», «мужественного», — выявляется в однокоренных словах из древнеирландского, валийского, древнегерманского, сакского и др. индоевропейских языков», — данная трактовка В. Цагараева нартовского эпоса как осетино-аланского рыцарского эпоса, имеющего архетипичные связи с рыцарскими эпосами средневековой Европы. Так, важнейший символ «меча в камне» объединяет сказания о Нартах и кельтские и валлийские сказания, лёгших в основу средневекового цикла «Короля Артура и рыцарей Круглого стола».

Выдающийся мыслитель модерна барон Юлиус Эвола исследовал институты тайных мужских союзов, возникшие в среде индоевропейских народов в глубокой древности и просуществовавшие в традиционных культурах до наших дней. Основу их, так же как и в других европейских традициях (германской, саксонской, кельтской), в осетинской традиции составляет идея мужского круга, как древней формулы, соединяющей старшего и младшего, создающей гармоничную непрерывность жизненного циклирования социального бытия. Она отражается в обрядах побратимства воинов, отправляющихся в поход, фиксируется в общественном священном месте — Ныхасе (мужской совет).

Между прочим, в двух столь далеко пространственно отстоящих друг от друга традициях, саксонской — кельтской и алано-осетинской, сквозит прооброзовательный христианский символ: Чаша святого Грааля в цикле «Короля Артура и рыцарей круглого стола», и нартовской ритуальной Чаши, находящейся в центре жертвенного столика, — Амонга. Жорж Демюзиль воспроизводил этимологию этого слова как «выявительница», подчеркивая религиозную специализацию образа Чаши в нартовских сказаниях и связывая семантически глагол «amonyn» с архаичной языковой формой, означающей «счастье». Однако В.Абаев считал, что слово «amonyn» нужно трактовать шире, так как оно вбирает значение «показывать», «наставлять», «учить», и, по его мнению, оно олицетворяет действие, как «проявление духовной активности». В. Цагараев, опираясь на трактовку В.Абаева, пишет: «одной из основных сторон этого ключевого слова является состояние духовной памяти как духовного опыта, пользование которым приводит к счастью, гармонии».

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

Это не спам.
сделано dimoning.ru